рассказ "RBI". авторство мое
написал почти год назад, оглядев "библиотеку" набрался смелости выложить только сейчас.
можете строго, можете мягко. главное судите. спасибо
Отвратительная американская рожа будет еще отвратительнее, если смотреть на нее утром. Около семи. И, наверняка, телевизионный экран еще преукрашивает ее. Острая челюсть и угадываемые высокие скулы, прижатые уши (ни разу, ни-ра-зу не видел оттопыренных, таких естественых, человечных оттопыренных ушей) и маленькие глазки. Такие самоироничные. Будто бы с юмором. И поделиться важнейшей информацией он может, и пошутить. При том в первую очередь над собой. Отвратительно. И ведет он себя так раскованно, так непосредственно и свободно, будто бы его в начальной школе учительница нарочно не доводила до слез, не ставила в угол, под пальму, под портрет Ломоносова в конце класса, будто бы не заставляла съесть творожную запекнанку, чтобы получить морс и обсыпное колечко. И лицо такое подвижное. Словно у него не одно выражение с потрясающей точностю повторяющее внешний вид лося изнасилованного егерем в последний день сезона охоты. Нет же. Он улыбался. Не натужно, не боясь перестать это делать, и даже не боясь, страшно самому сказать, закашляться. А ведь бывало с ним и такое. На этой неделе один раз, и в прошлом октябре дважды. И кашляй, не кашляй, появляется он тут каждое утро, и что самое мерзостное, похоже совсем не старится, и даже выглядит все лучше и лучше. И ведь некому ему сказать "Че кашляешь, сволочь?", или "Ну-ка рожу по-проще сделал", или "Еще раз запнешься - с работы вылетишь". Не боится он ничего.
Яйцевич звучно плюнул, бутафорски, не оставляя следов, и отвернулся от телевизора. Кнопку выключения, правда, так и не нажал. Не было с утра зрелища мерзостнее новостей по Эф Эс Эн Ди. Одна и та же рожа каждый день расказывала о происходящем за пределами полуторакомнатной квартиры и 73ехэтажной работы Яйцевича. Когда новости были приятными, веселыми, морда ведущего принимала выражение близкое к легкосдерживаемой умным человеком радости. Видно было, что он делится ими щедро, может быть понимая их лучше, чем все мы, но кретинеющие с каждым годом американцы этого не осознавали и принимали, как должное. Если же новости были трагические, его лицо становилось печальным, но в той степени, которая позволяла ему вернуться к нормальному состоянию после прочтения грустных известий. Мало того, так он еще в момент подобного оповещения о горестном событии, умудрялся прямо-таки передать своим лицом, что он - серьезный, разбирающийся во всем-всем человек, действительно удручен произошедшем. Его выражение так и говорило "Меня, конечно, волею судьбы, это событие не затронуло, но я могу отставить в сторону все свои переживания, все свои дела и шутки, свои покашливания и грамотное дыхание, и просто вот так серьезно взглянуть в камеру". А все верят, все смотрят, идиоты!
Яйцевичу пора было уже выходить на работу, так что накинув куртку, он присел перед телевизором, держа пульт в уже готовой к нажатию выключающей кнопки руке. Мировые политические новости извергаемые отвратительным лицом прервались на спортивные. Ну вот сколько можно? Ладно тут рассказывают про всякие важности, про военные конфликты, про забастовки, про аварии, про послов, про аляповатых среди современной гладкой серой техники принцесс, и про, наверняка, ни одной кукурузной свинье не понятные катировки акций, но зачем каждые полчаса показывать грубовыпилинные не новым лобзиком квардратные лица косых спортсменов в обрамлении сотен бессмысленных чисел ладно подкладывающихся под никогда не расшифровыемые аббревиатуры? Яйцевич не любил физические упражнения с детства. И все эти полвека, еще меньше одобрял всякую в них соревновательность. Когда-то, в юные года, ему приходилось несколько, даже скорее много раз, смотреть футбол по телевизору. Пускай он изображал внимание и какие-то сопереживания происходящему по ту сторону экрана, только для однокурсников, в компании которых находился, но все же этот вид спорта он мог принять. Размах, красота, неподдельные, при этом иногда запредельные усилия
человеческого тела, столкновения характеров, безумный белый мяч. Понять толстозадых мужиков машущих палками, и бегающих по квадрату он не мог, отказывался. Смысла смотреть, а тем более следить за баскетболом белому человеку он тоже не находил. Яйцевич даже понимал правила этой паркетной дисциплины когда-то в юности, но сейчас отчетливейшим образом видел всю глупость и неоправданность наблюдения за толпой негров, издающих клацающие звуки. Почти все его коллеги по работе называли футболом совершенно не спортивную игру "Али баба", которой были так увлечены друзья в его дворовом детстве. Но в этом случае тут присутствовали еще разноцветные лосины, кастрюлеобразные шлемы и гигантские подложенные плечики. Яйцевич давно подумал, что все американские дисциплины латентно гомосексуальны. В них одетым в обтягивающую зад форму участникам нужно догнать, повалить, схватить противника руками. Был у них тут еще и хоккей непонятно с чего популярный, все же США это вам не Россия, не Чехословакия и даже не Канада. Почему играют, почему смотрят? Непонятно. Но и он тут корявый какой-то. Для детей будто бы, названия команд все какие-то для дошкольников словно, "Коты", "Ковбои", "Олени", "Петухи" да "Волчки Серые Бочки" все больше.
Довольные и абсолютные в своей незамысловатости лица спортсменов, сменились переливающейся разными, живыми тонами темных цветов, таблицей. Соответствие цифр аббревиатурным буковкам было для Яйцевича совсем не строгим. Он глядел на экран, и возмущенно находил, что в некоторых графах представленной таблицы были нули, а в ячейках того же столбца выше, или ниже, были прочерки, десятичные дроби, очередные литеральные сокращения, или вообще имена. И еще вот эта вот дурацкая аббревиатура - "Ар Би Ай", ну что за чушь? Яйцевич знал язык, знал, что дуплоподобные американцы постоянно соревнуются, одевшись в обтягивающие тряпки, знал, что увидит эту же, слегка изменившуюся таблицу и завтра, и через неделю, так же как видел ее вчера и год назад. Но понять, что такое эти тупые "Ар Би Ай" он не мог. Никак не мог. У него были десятки вариантов, но ни один из них логически не укладывался в его голове, и живущем в ней представлении о дурацкой игре. Нет, давно это представление нужно оттуда выселять. Хватит. Тем более, знать такие вещи - только голову себе захламлять. Яйцевич наконец выключил телевизор, положил на него пульт, поправил немного сползшую белоснежную, салфетку, вышитую наподобие новогодних бумажных снежинок, и выдернул вилку из электрической розетки. Выключая свет по всей своей маленькой квартире, снимаемой для него научно-исследовательским институтом, он параллельно представлял, как свет погаснет в глазах Дэйла Клэнси, если он все же убьет его сегодня. Эти мысли тешили Яйцевича своим одновременым сочетанием невероятной дерзости, абсолютной безопасности сиюминутных фантазий, и свободой выбора. Закончив со всеми лампами - кухня, туалет, две в комнате, две у входа - он остановился у слегка поблекшего, но все еще изощренно-узорчатого ковра, весящего на стене в гостиной. Нежно прислонившись к нему щекой, Яйцевич закрыл глаза, и сладко задумался о том, как можно было бы распорядиться 50 тысячами долларов, о том, что можно было бы купить, куда поехать, и кого склонить к сожительству. Такие мысли все чаще посещали его перед сном, и имели под собою основания ислючительно фантазийные, и именно поэтому столь реальная, осизаемая возможность, выпавшая ему сейчас, не давала задуматься о промежуточном этапе. В своих мечтах Яйцевич каждый раз успешным образом перескакивал с фантазий о том, как сейчас он в последний раз пойдет на утреннюю запись программы, на тот момент, когда он уже наслаждается, полчуенными деньгами. Правда сам пункт убийства Клэнси пугал его мало. Во-первых, эту тупую американскую рожу он сам терпеть не может уже лет шесть к ряду. Во-вторых, как сказали ребята, которым Дейл не нравился так же сильно, как самому Яйцевичу, после того, как он вколит Клэнси шприц, несколько "своих" человек возьмут его в кольцо, и под шумиху выведут из студии прямо на улицу, через черный ход. А там машина, вторая половина денег, самолет...Ну а в-третьих, пора бы уже, что-нибудь иметь в 50 лет. Грант выделенный на работу за границей, не включал и четверти, воображенного Яйцевичем при переезде. В итоге, пятидневка в НИИ оказывалась бесплатным жильем и суммой достаточной для оплаты электричества и небольшого накопления. Поскольку дурным американским банкам доверять было нельзя, все скопленное за годы работы хранилось в роскошной мини-скульптурной композиции "7 слонов". Внутри каждой из стоящих друг за другом керамических фигурок находилось определенное количество денежных средств. По убывающей. Так, например, в первом, самом большом слоне, хранилась тугая трубочка стодолларовых купюр общей суммой около девяти тысяч. В замыкающем же караван перломутровых мини-гигантов - в свою очередь полторы тысячи. И вот благодаря двум этим "животным", их промежуточным собратьям и маячащей 50тысячной голове Клэнси, Яйцевич мог бы наконец стать собственником. Уехав прочь из страны дураков, он смог бы купить себе какой-нибудь свечной заводик, или что-нибудь еще. Пускай в захолустье, но солнечном. И подальше, подальше от идиотов.
Яйцевич все-таки отчалил от шерстяной стены, и принялся надевать ботинки. Когда он видел, как эти уроды ходят по дому прямо в обуви, его бросало в дрожь. В неподдельную, ненавидящую, такую искреннюю дрожь. В гостях Яйцевич ни у кого не бывал, но когда по телевизору показывали, как кто-то залезает на диван в кроссовках, его начинали одолевать рвотные позывы. Иногда он даже чувствовал себя этим диваном, или этим ковром на полу, чувствовал всю мерзость забившуюся в узоры подошв этих уродов. Как-то на работе, в минуты обеденной рекреации, Яйцевича все же стошнило. Прямо перед ним в комнате отдыха, его американский коллега позволил себе залезть на софу не разувшись - проверить мигающую лампочку.
Грязь везде одинкаовая. И везде ее много. И в Америке ее - как у всех. Только они тут отчего-то носят белую обувь. Не идиоты, ли? Яйцевич всегда выбирал немаркие ботинки. На их темной, практичной поверхности не было заметно почти ни единого вида нечистот. Пыль, вода, глина, экскременты - все оставалось на них невидным. Жаль таких тут не купишь, только в восточной европе.
А вообще, хорошо бы было и вот этого - из новостей - грохнуть. Отвратительный гад все же. Отараторил свое, закрыл пасть с помощью рычага, или кнопка у него там, наверное, какая, и спать пошел, пока другие на работу ковыляют. Интересно сколько бы за него дали? И кто дороже: ведущий дневного ток-шоу, или утренних новостей? В любом случае, на новости попасть сложнее, почти невозможно. Так что тут Клэнси выигрывает. Какая обидная победа, если задуматься. Яйцевич уже несколько лет каждые выходные ходил в массовки на съемки дневных ток-шоу. Он "перепробывал" десятки из них. На одних - ему было скучно, на других - слишком много негров, на третьих - говорили на темы литературы, искусства, или других оправданий, чтобы не работать. В итоге, два года назад Яйцевич попал на "Субботний разговор с Дэйлом Клэнси". С тех пор он не пропуксал ни одной записи программы. Да и в общем, почти сразу перестал ходить на все другие. У Клэнси практически не было негров, почти не было искусства. У Клэнси каждую неделю были американцы признающие свои ошибки, ненавидящие и ненавидимые, американцы, которые подвергались откровенной хуле - и тут уже мог высказаться каждый зритель, пришедший в студию. Кому-то давали микрофон, но в большинстве случаев все крикчали с мест, оголтело, свободно. Каждый высказывал, что думал. И никто не мог тебе сказать "не смей, не обвиняй нашего гостя". Хотя попадались и те, кто вставал на сторону участника прграммы. Тогда становилось еще слаще - можно было накинуться и на зрителя-идиота, и проорать все что ты думаешь, еще и о нем. Минусом всего был сам Клэнси. Завершая двухчасовую программу, он говорил что-то проникновенное, всепрощающее, отпускал гостей и зрителей "с миром". Последний год Яйцевич стал уходить до этого момента, пытаясь не портить себе настроение. А потом его дальний родственник, постоянно подыскивающий Яйцевичу разные варианты заработка, наконец появился с хорошим предложением. Чем только его двоюродный племянник ни занимался. Работал сторожем в зоопарке, угонял машины, водил скорую ветеринарную помощь, скупал краденную технику, и вот только теперь смог найти нечто дельное. Одному влиятельному в криминальном мире человеку, на которого работал племянник Яйцевича, не понравилось, что как-то в передаче Клэнси гостей звали точно так же, как членов его семьи. Видимо, после громкого судебного процесса, оставшегося по мнению Дейла разрешенным в пользу злодея, ему казалось, что можно было бы привлечь внимание к проблеме еще и таким способом. Сразу после выхода программы в эфир, в редакцию программы пришло письмо с настоятельной просьбой, повторить этот выпуск, но с небольшой ремаркой - в начале и в конце программы пустить сообщение о том, что "все имена героев программы выдуманы, а сюжетные ходы являются сценарной разработкой группы авторов". Клэнси, конечно, не мог пойти на столь откровенное разоблачение, фактически признаваясь, что вся его программа является актерским представлением, но к сожалению он поступил еще глупее. На следующей же неделе, в передаче предстали все те же лица, к которым правда прибавился гневный "глава семейства". Он угрожал ведущему, заявляя, что уже предупредил его в "некий" прошлый раз. В итоге, в конце программы, поруганный публикой "криминальный авторитет" раскаялся, и просил прощения у Клэнси. Оба этих американских идиота, не находя в своем мизерном мозгу хо...
Я убил Яйцевича случайно. При этом сам удар оказался очень сильным и на удивление точным. Мое плечо попало ему ровнехонько в висок. Мне, разумеется, не стоило бежать с такой скоростью по торотуару, но все же тогда я об этом не думал. Я так спешил из своей студии в другую, находящуюся в соседнем квартале, что боясь, опоздать на запись, решил не ехать на машине - в такой ранний час центр города это одна большая пробка. И ведь еще все совпадало так неудобно - мой эфир заканчивался в 7:25, а запись "Субботнего разговора" начиналась в 7:40. И прийти позже мне было никак нельзя, меня назначили первым гостем, тема программы была "Телеведущий - звезда, или однодневка" что-то в этом роде, мой выход был первым... А потом еще тренировка, тоже сразу - в полдесятого. Мы с друзьями всегда играем по субботам, арендуем поле, резвимся пару часиков, вот я с собой сумку с формой и взял. А она тяжелая, скорее всего из-за нее удар оказался еще сильнее. В любом случае, все правда получилось случайно, он выскользнул из подъезда совсем незаметно, низенький такой, неприметный. Я не то что не успел затормозить, я его даже не увидел, даже не подумал останавливаться. Мое плечо с 50фунтовой сумкой на нем врезалось ему в висок, его отбросило на пару ярдов, только тогда я его заметил. Разумеется, я откинул сумку, подскочил к нему, пытался помочь, но он только взглянул на меня, сказал слово "кровь", как-то смягченно правда, и все. А крови, кстати, не было. Мне очень жаль, искренне.
